Два индийских незнакомца сидели на переднем сиденье машины. Мой друг Шолех и я сидели сзади, держась друг за друга, пока мы плели между другими машинами, грузовиками, телегами на верблюдах и коровами. Я на всякий случай схватился за брелок для шумогенератора; в случае чего я действительно не знал. Потянув за цепочку, можно было бы пропустить только пронзительную сирену, которая, несомненно, привела бы к повороту с дороги и к огненной аварии, несмотря на то, что очарование удачи Ганеша свисало с зеркала заднего вида водителя.
«Тебе нравится Индия?» - спросил Биджурадж, оборачиваясь. Его гигантские белые зубы напоминали мне ключи на пианино. «Тебе нравится моя страна?»
Биджурадж выследил Шолеху в Интернете и перевел несколько ее стихов, и когда он узнал, что она поедет в Индию, он настоял, чтобы мы остались в доме его семьи. Я естественно нервный человек, поэтому я был настроен скептически. «Вы уверены, что мы должны остаться с кем-то, кого мы не знаем?» - продолжал я спрашивать.
«Не будь глупым. Будет приятно остаться с семьей », - сказал мне Шолех.
Когда мы сошли с самолета в Кочин Интернешнл, там был Биджурадж, высокий индеец, усмехающийся и машущий руками над головой. Он написал Шоле, что ей нужно нанять машину и водителя, чтобы забрать нас из аэропорта. Он сказал: «Ищите высокого и толстого индейца». Он, конечно, был высоким, но совсем не толстым, по крайней мере, по американским меркам.
Несмотря на улыбку Биджураджа, достаточно крупного конкурента размером с арбузную кожуру, я вцепилась в цепочку с ключами безопасности, пока мы не подъехали к его дому, скромному двухэтажному дому за патио. На крыльце ждала также улыбающаяся мама Биджураджа, Амма. На ней было красивое бордовое сари, подходящее бинди на лбу, с черными волосами, собранные в тугую пучок. Я не думал, что улыбка большего размера, чем на лице Биджураджа, возможна, пока я не увидел Амму.
«Видишь ли, - сказал Шолех. «Они не могут быть более милыми».
Я спрятал своего создателя шума, чувствуя себя немного глупо.
Если бы я открыл рот, чтобы говорить, что часто случается, Амма засунула бы мне в рот половину банана.
Когда Амма услышала, что я не замужем, она стала называть меня дочерью, что она назвала дочерью. И она настояла на том, чтобы я назвал ее Аммой, что означает «мама». Она также взяла на себя обязательство удостовериться, что я хорошо накормлена, засунув еду в рот, когда я ее открываю. Если бы я открыл рот, чтобы говорить, что часто случается, Амма засунула бы мне в рот половину банана. Я даже не могу представить, как моя собственная мать делает это. Во всяком случае, она спросит меня, действительно ли мне нужен этот дополнительный банан. По словам Аммы, я это сделал, а сытый ребенок - признак хорошей матери, поэтому Амма стояла передо мной с горшком во время еды, пополняя мою тарелку риса, бананов, куриного масала, как только я откусил,
Я единственный человек, которого я знаю, кто набрал вес в Индии.
Амма также удостоверилась, что я использовал надлежащий обеденный этикет. Если бы я использовал обе руки - они не пользовались посудой на юге Индии - она бы ударила левой, что должно быть зарезервировано для моей ванной. Поскольку у меня всегда были проблемы с отслеживанием правого и левого, я не мог держать свои руки в порядке и получил много ударов по запястью. Мне пришлось сидеть на левой руке во время еды.
Амма также прояснила свое недовольство, когда я захотела попробовать «пунш», молочное вино, приготовленное из сброженной шелухи кокосового ореха. Амма стояла со скрещенными руками и энергично качала головой. Мы остановились в придорожном «баре» по пути домой с чайных плантаций в Муннаре, и Биджураджу пришлось заняться этим, потому что в таком заведении не приветствовали женщин. Он вытащил бутылку с белесым варевом, и когда мы попробовали его, Шоле выплюнул его на землю и сказал, что на вкус он как будто подбросил кокосовое молоко. Амма выглядела оправданной, так что я не сказал ей, что не нахожу пиджака наполовину плохим.
По большей части Амма оставила Шолеху одну, потому что она была замужней женщиной и, следовательно, взрослой. Но я не был женат, был простым ребенком 36 лет, поэтому Амма следовала за мной по дому, пытаясь нанести кунжутное масло на мою кожу, причесать мои дикие, вьющиеся волосы или прикрепить бинди ко лбу, чтобы я выглядела «более индийской». но в итоге я выглядела как дурак с розовой кожей, который слишком старался. Но все это произошло не потому, что Амма нуждалась во мне, чтобы она нуждалась - в динамике, с которой сталкиваются многие взрослые дочери со своими матерями. Ей было просто любопытно, и больше всего она хотела быть полезной.
Фото автора
В стране, где проживает более миллиарда человек, американской концепции конфиденциальности не существует, поэтому Амма была там, когда я проснулась утром, а ночью, когда я собралась спать, она стояла рядом со мной в ванной, улыбается мне в зеркале. В первый раз, когда я достал свою контактную линзу, она закричала от ужаса. Потом она восторженно засмеялась, когда я показал ей объектив. Она заставила меня повторить это, снова вставив объектив и снова и снова вынимая его, пока она смотрела на нее, визжая от ужаса и радости, хлопая в ладоши, как будто я только что совершил фантастический цирковой трюк.
Когда пришло время уходить, Биджурадж умолял нас не делать этого. Сам Биджурадж стал чем-то вроде знаменитости в Керале, так как его дом стал магнитом для всех журналистов в Кочи, желающих взять интервью у иранского поэта Шолех и взглянуть на меня, «американского писателя». что его семья любила нас. И мы их любили.
И вот воплощение индийского гостеприимства: мы узнали, что, услышав о нашем прибытии, семья установила западный туалет только для нас.
Когда мы уходили, мне показалось странным, что я так привязался к Амме, которая знала около 10 английских слов, включая «нет», «дочь» и «есть». Но, полагаю, этого достаточно. Иногда слова не нужны. Иногда они даже мешают.
